Федор никитич романов
Он не мог допустить, чтобы на Руси нашелся лучший наездник или более удачливый охотник. Скворцов 9 активно поддержали версию В. Бояре Романовы и воцарение Михаила Феoдоровича. Чтобы понять всю оскорбительность этого «повышения», следует учесть, что знатнейшие роды имели привилегию жаловаться в бояре прямо из стольников, которыми становились при поступлении на службу.
Портрет патриарха Филарета Федора Никитича Романова. Неизвестный художник. Филарет вынужден был вернуться в свою епархию, где и пребывал до октября года. Удаление от московского двора было равносильно отлучению от активной политики. В м, с появлением второго самозванца, в Смуту оказались втянуты города и уезды, лежащие к северу от Москвы. Шуйский терпел одну неудачу за другой. Многие города «отступиша» от непопулярного царя.
Но Ростов остался верен ему: здесь отказались целовать крест Тушинскому вору, как называли Лжедмитрия II. По-видимому, это «крепкостояние» ростовцев было связано с отказом их митрополита покинуть епархию и перейти в стан самозванца.
Ополченцы даже вознамерились освободить Суздаль от «вора», но были разгромлены. Тушинцы на плечах отступающих ворвались в Ростов и учинили там кровавую резню.
Затворившийся с жителями в соборе Филарет был схвачен, облечен в «ризы язычески», увенчан татарской шапкой и с позором отвезен в лагерь самозванца. При царе Борисе Годунове слева Федор Никитич Романов был пострижен в монахи и сослан в дальний монастырь, а Лжедмитрий I справа вернул его из ссылки и сделал митрополитом Ростовским. Но здесь все вновь переменилось: Лжедмитрий II посчитал выгодным возвысить и обласкать ростовского владыку. Филарет на скорую руку был «наречен патриархом Московским», притом что в Москве патриархом оставался Гермоген.
Примечательно, что пребывание Филарета в Тушинском лагере впоследствии сыграло важную роль в избрании на царство его сына — Михаила Романова.
Вольные казаки бывшие тушинцы, участвовавшие потом в освобождении Москвы от интервентов резонно рассудили, что за тушинское прошлое Михаил Федорович преследовать не станет, раз уж в стане второго самозванца оказался и его отец.
Голос казаков, сбитых в станицы, был тогда очень весом. Между тем «тушинское пленение» Филарета нашло слабое отражение в источниках. Келарь Троице-Сергиева монастыря Авраамий Палицын позже свидетельствовал, что тушинцы держали своего патриарха в неволе, «блюли того всегда крепкими сторожми».
Но скорее всего, Авраамий сознательно искажал картину, желая «венцом мученическим» угодить Филарету. В реальности владыка вел себя, видимо, весьма осмотрительно, стараясь, с одной стороны, не скомпрометировать себя тесным общением с «вором», а с другой — не раздражать его.
Что бы позднее ни писали апологеты патриарха, он все-таки предпочел компромисс с Лжедмитрием II, но не его обличение. Филарет, по определению все того же Авраамия, «был разумен, не склонялся ни направо, ни налево». В канун распада Тушинского лагеря Филарет примкнул к тем, кто предложил выйти из кризиса, пригласив на московский трон польского королевича Владислава — сына Сигизмунда III.
Знатное происхождение королевича должно было положить конец соперничеству боярских кланов внутри страны, а родство с королем — войне с Польшей. Идея получила распространение среди русской элиты, но агитировать за нее Филарету пришлось уже в Москве. Весной года он был освобожден отрядом Шуйского и доставлен в столицу.
Царь Василий принял его с честью и без каких-либо упреков. Впрочем, это уже не имело большого значения. Время Шуйского истекло: после поражения при Клушине в июне го он был сведен с царства и пострижен в монахи. В августе того же года Семибоярщина заключила договор с польским гетманом Станиславом Жолкевским об избрании на царство королевича Владислава.
Водворившийся в Москве Жолкевский понимал, насколько непрочно здесь положение Владислава, отец которого, выученик иезуитов, не собирался отпускать сына и был против перемены им веры переход его в православие значился одним из пунктов договора. Более того, Сигизмунд III заговорил о присяге русских людей не королевичу, а себе.
Неудивительно, что в Москве снова задумались об избрании царя из своих. Жолкевский на всякий случай решил опередить события — удалить из столицы самых опасных соперников Владислава, включая… Филарета. В данном случае отец пострадал за сына: именно тогда имя Михаила Романова впервые было названо в качестве вероятного кандидата на престол, но расплачиваться пришлось ростовскому владыке. Гетман посчитал, что юный Михаил без отца неопасен. Тут, кстати, подвернулся и удобный повод для удаления того из Москвы — начало переговоров с Сигизмундом, войска которого уже год безуспешно осаждали Смоленск.
В сентябре года Филарет и князь Василий Голицын отправились во главе посольства в королевский лагерь. Целью переговоров было добиться исполнения статей августовского соглашения и прекращения осады Смоленска. Но Сигизмунд III не собирался выполнять договор. Он потребовал, чтобы послы побудили защитников сдать город. Когда Филарет и Голицын решительно отказали ему, король прибегнул к весьма действенному методу кнута и пряника.
Великим послам он угрожал, а младшим членам посольства раздавал грамоты на земли. Устоять перед таким соблазном было трудно. Посольство раскололось: большинство настаивало на принятии условий короля, однако Филарет с Голицыным, «видя королевскую неправду», продолжали упорствовать. Их упрямство не поколебала даже грамота от московских бояр с требованием выполнить волю Сигизмунда.
В ситуации повсеместного «разброда и шатания» позиция великих послов вселяла надежду. Для формировавшихся тогда патриотических сил это было важно: увязнув под Смоленском, Сигизмунд не мог подкрепить чем-то весомым свои притязания непосредственно в Москве. Когда весной года Первое земское ополчение подошло к столице, в окружении короля признали бесполезность продолжения переговоров.
Филарета и Голицына объявили пленниками. Посольская «теснота» сменилась для них «мучениями» и «скорбью» заключения. Это было уже третье пленение Филарета. Впрочем, плен плену рознь. Василий Шуйский с братом тоже томились в польском плену, но лишь для того, чтобы Сигизмунд смог насладиться своим триумфом.
Их провезли по улицам Варшавы на потеху толпе. Филарет же был пленником иного сорта, цена которого сильно возросла с избранием Михаила Федоровича на царство. До владыки доходили известия о предвыборной борьбе в Москве в конце — начале года, но положение пленника побуждало скрывать свои мысли и уж тем более эмоции. За это вы передо мной неправы, что сделали так без моего ведома». Линия, избранная тогда Филаретом, — свидетельство того, что жизненные перипетии превратили его в изощренного политика.
Королю и королевичу он раз за разом напоминал о незаконности его и Голицына заключения: мы послы, а не «вязни» пленники. Поскольку в окружении Сигизмунда далеко не все были в восторге от королевского самоуправства, подобные напоминания в значительной степени сводили на нет преимущества от обладания знатными пленными. В самом деле, имея пленников, можно было вести торг, а вот с захваченными послами дело обстояло много труднее. Торг польская сторона все же попыталась навязать, на что Филарет отвечал, что лучше оставаться ему «в великом утеснении», чем жертвовать ради него хоть пядью русской земли.
Именно в Польше у Филарета вызрело чувство абсолютного неприятия Запада в его польско-католическом обличии. Заключение превратило прежнего любопытствующего «западника» в твердого поборника православия. Однако рационализм помог ему сохранить разумное равновесие между неприятием латинства и интересами государства. Вернувшись в Москву, он будет поддерживать заимствование передовых технических и военных достижений Запада, но при этом решительно пресекать даже малейшее отступление от православия.
Призвание на царство Михаила Федоровича Романова. Депутация от Земского собора. Деулинское перемирие года принесло Филарету долгожданную свободу. Договор предусматривал обмен пленными, и первым в перечне было имя владыки, возраст которого перевалил уже за 60 лет. Особых опасностей не было, армия простояла без дела, но стойкое нежелание Романова занимать подобные должности оправдалось незамедлительно.
Должности в войске исключая дворовых воевод, назначавшихся по желанию царя издавна были яблоком раздора среди знати, «усчитывавшей» все назначения представителей видных родов относительно друг друга. Не приведи Господь было занять место ниже положенного и тем нанести вечную «поруху» родовой чести, «утянуть» с собой вниз весь род!
Как по заказу дальний родич Романова Петр Шереметев, поставленный третьим воеводой Большого полка, по хитрым местническим расчетам заявил себя оскорбленным назначением Федора Никитича вторым воеводой второго по значению полка Правой руки.
Бив челом «в отечестве о счете», Шереметев демонстративно не явился целовать руку царю, наказа задания не взял и на службу не поехал. В этот раз Федор Никитич победил: царь велел примерно наказать Шереметева позором. Князя заковали в кандалы и на телеге вывезли из Москвы, отправив в таком виде на службу. Но предупреждение было ясным.
В том году еще трое князей били челом «в отечестве о счете» на Федора Никитича. Один из челобитчиков сидел в тюрьме, чем кончилась затея для двух других — неизвестно.
Главное, что сомнение в превосходстве Романовых среди знатных родов было заявлено громко и отчетливо. Неудивительно, что тут явились у трона близкие сердцу Годунова монголоидные «царевичи», оттеснившие слишком высоко поднявшегося Романова вместе со Мстиславским и Шуйскими от возвышавшегося по правую руку царя с державой в руках Бориса Годунова.
Своевременность подобных шагов подтверждается тем, что ко дню смерти Федора Ивановича 7 января г. Убийство им царевича Димитрия, несмотря на результаты официального расследования и заявление патриарха Иова с освященным собором, воспринималось как очевидность. Подозревали Годунова также в смерти царевны Феодосии, ослеплении служилого «царя» Симеона Бекбулатовича и даже в причастности к смерти самого Федора! Более того, ходили слухи, что Федор Иванович, помирая, хотел оставить престол своему «братаничу» Романову.
Федор Никитич якобы не взял скипетр из рук умирающего — и его ухватил хищный Годунов. Сами Романовы много позже, при воцарении Михаила Федоровича признавали, что Федор Иванович «на всех своих великих государствах Борису Федоровичу Годунову».
Это явствовало из духовного завещания Федора Ивановича. Как видим, высшими лицами в государстве остались только двое — Романов и Годунов, но третейским судьей был патриарх Иов, верный слуга Бориса. Да и Ирина Федоровна, хотя и приняла вскоре постриг, крепко стояла на стороне брата. Чаша весов колебалась, Иову пришлось затратить огромные усилия, чтобы склонить ее в пользу Годунова [2].
В ходе борьбы Годунов, говорят, дал Федору Никитичу страшную клятву, что коли взойдет на престол — будет его «яко братию и царствию помогателя имети» [3]. Проигрывая закулисную схватку, Романов и вправду мог принять такую клятву, тем более что отступал он достойно. Ни разу Федор Никитич открыто не заявил свои претензии на вакантный престол. Так же смиренно он принял результаты поражения.
Уже засев в кремлевском дворце, Годунов перед своим венчанием решил представиться великим защитником Русской земли и 2 мая г. Годунов желал подкупить служилых людей, почти ежедневно устраивая обеды на много тысяч человек, раздавая жалованье и оказывая служилым людям «милость великую.
Дворянство моментально сообразило, что к чему: пребывая большей частью в «нетях» во время реальной опасности, на увеселение — явилось в полном составе. Шансы Романова в этом раунде борьбы за престол упали до нуля, а расстановка воевод по чинам показала, какой видит победивший Годунов структуру знатности при своем дворе. Все первые места отданы были ордынским «царевичам»: Араслан-Алею Кайбуловичу астраханскому, Ураз-Магомету Ондановичу киргизскому, Шихиму шамоханскому, Магомету юргенскому хивинскому.
Вдобавок Ураз-Магомет был сделан вскоре «царем» касимовским — в напоминание о «царе» Симеоне Бекбулатовиче, поставленном над Русью Иваном Грозным. Хоть и формально, он становился вторым российским государем — первым в случае каких-либо несчастий с Борисом Годуновым и его наследником Федором Борисовичем. Под предводительством «царевичей» поставлены были над полками русские воеводы: Ф.
Мстиславский Большой полк , В. Шуйский Правая рука , И. Голицын Левая рука , Д. Шуйский Передовой полк , Т. Трубецкой Сторожевой полк. Федор Никитич Романов не только не удостоился первого воеводства ни в одном полку, но был помещен последним в списке бояр помимо названных, выше него оказались А.
Большего оскорбления Романовых, казалось, и придумать было нельзя! Но Годунову, мигом забывшему свое обещание Федору Никитичу, надо было сразу показать, кто в царстве хозяин. Нарушив торжественно объявленное распоряжение, что служба в «государевом походе» будет «без мест», Борис одобрил местническое челобитье, задевавшее честь Романова.
При раздаче чинов после венчания нового царя на царство нельзя было обойти Романовых. Годунов и тут явил свой подлый нрав, дав боярство Александру Никитичу Романову последним в списке, начинавшемся с целого выводка Годуновых и их друзей. Хуже того — брат Федора Никитича Михаил получил чин окольничего. Чтобы понять всю оскорбительность этого «повышения», следует учесть, что знатнейшие роды имели привилегию жаловаться в бояре прямо из стольников, которыми становились при поступлении на службу.
Промежуточные чины — думных дворян и окольничих — были введены специально для приема в Боярскую думу полезных, но менее родовитых людей. Сама мысль, что человек, имеющий право на место в Думе «по роду», получит его «по службе», была непереносимо унизительна для знати.
Поэтому главное, что обращает на себя внимание в этих историях, — безмолвие Федора Никитича Романова, не только не возмутившегося публично, как сделал бы всякий родовитый человек, но даже не подавшего вида, что оскорблен. Это и было пощечиной Годунову, в изумлении обнаружившему, что неспособен оскорбить Романовых. Своим поведением Романов показал, что с высоты его происхождения милость или немилость Годунова не имеет никакого значения.
На Руси такого еще не бывало. Именно с этого момента Романов в глазах русской знати оказался безусловным претендентом на престол. Каждый дворянин, с младых ногтей знакомый с местническими обычаями, с полной ясностью усвоил смысл поведения Федора Никитича.
Но и совать голову в петлю Романов не хотел. Он не сделал ни одного жеста, могущего стать формальным поводом для царского гнева. Он женился на дочери бедного костромского дворянина Ксении Ивановне Шестовой и имел от нее 5 сыновей и одну дочь.
Из всех детей его пережил только сын Михаил , избранный на царство. В г. Феодор Никитич упоминается как боярин и наместник нижегородский , в г. Рудольфа, Варкочем. От х годов дошло до нас несколько местнических дел, касающихся Феодора Никитича и рисующих влиятельное положение его среди московского боярства.
Ясный ум и открытый сердечный нрав сделали его популярным в народе, его прочили в преемники бездетному царю Федору Иоанновичу , в Москве ходили слухи, что покойный царь перед смертью прямо назначил его своим преемником. Борис Годунов , сев на царство, оправдывался перед ним ссылкой на народное избрание и давал ему клятву держать его главным советником в государственном управлении.
Были ли у самого Феодора Никитича планы на воцарение, неизвестно; в коломенском дворце, однако, был найден его портрет в царском одеянии, с подписью "царь Федор Микитич Романов".
Как бы то ни было, он подписался под избирательной грамотой Бориса. Жизнь Филарета в монастыре была обставлена очень сурово: пристава пресекали всякие сношения его с окружающим населением и изнуряли его грубым соглядатайством и мелочными применениями, жалуясь в то же время в Москву на его крутой и запальчивый нрав. С появлением в г. Кажется, Филарет редко наезжал в свою епархию, проживая с тех пор большей частью в Москве.
Ростов подвергся нападению тушинцев; Филарет, запершийся с народом в соборе, был схвачен и после различных поруганий с бесчестием отправлен в Тушино.
Однако Тушинский вор по мнимому своему родству с Филаретом назначил его патриархом всея Руси. В качестве нареченного патриарха Филарет рассылал грамоты по церковным делам в области, признававшие власть Тушинского вора, а после бегства вора в Калугу участвовал в переговорах тушинцев с польским королем о приглашении последнего или его сына на русский престол.
Когда Рожинский в марте г. Только по разбитии этого отряда русским войском Филарет получил свободу и отъехал в Москву. По свержении Шуйского Филарет по указанию Жолкевского, желавшего удалить из Москвы наиболее влиятельных лиц, был назначен вместе с кн. Голицыным в посольство к Сигизмунду для заключения договора о вступлении на русский престол королевича Владислава.
Переговоры, затянувшиеся до 12 апреля, не привели ни к чему, а после получения известия о приближении к Москве ополчения Ляпунова, Трубецкого и Заруцкого послы были арестованы.
Филарет пробыл в плену у поляков до г. Патриарх Московский и всея Руси Филарет.
Миниатюра Царского титулярника, г. По-видимому, уже тотчас по воцарении Михаила Феодоровича был предрешен вопрос об избрании Филарета в патриархи. Еще до возвращения Филарета из плена он именовался в правительственных актах и на церковных антиминсах митрополитом не ростовским, а всея Руси.
После Деулинского перемирия 1 июня г. Поляновке, за Вязьмой, совершился размен пленных; Филарет был обменен на польского полковника Струся. Тогда же сложилась на Москве народная песня, посвященная этому событию.
Через несколько дней собор русского духовенства предложил Филарету сан патриарха, и.
Торжественное поставление в патриарший сан Филарет принял в Успенском соборе от Иерусалимского патриарха Феофана III , бывшего тогда в Москве и от русских иерархов.
С саном патриарха Филарет совместил сан великого государя , чем поднял до высшей степени государственное значение патриархата.
Установилось настоящее двоевластие: царь и патриарх оба писались государями; правительственные дела решались обоими государями, а иногда Филарет решал их единолично, даже без ведома царя.
В качестве правителя Филарет показал себя крутым, властолюбивым и "опальчивым". Он быстро обуздал своеволие людей, приблизившихся в его отсутствие к трону его сына, подверг опале Салтыковых, самовольно отдаливших от царя его невесту Хлопову, Грамотина и др. На соборе г. Он руководил дипломатическими сношениями и, между прочим, составил "тайнопись", т.
Патриаршая деятельность Филарета состояла в энергичной охране чистоты Православия, в развитии печатания богослужебных книг и в реформе церковной администрации.
Строгое преследование религиозного вольнодумства и нравственной распущенности выразилось в мерах, принятых против кн. Хворостинина , в распоряжениях о прекращении кулачных боев, развратных скопищ, четверобрачия, некоторых языческих обрядов кликания коляды, овсеня , в грамотах сибирскому архиепископу и Соловецкому монастырю о пороках и непорядочной жизни мирян и монахов.
Патриарх Филарет настойчиво требовал перекрещивания обращающихся в православие латинян и в г. Ионы , находившего в этих случаях достаточным совершение одного миропомазания. Тогда же Филарет установил перекрещивание белорусов, выходящих из Польши и Литвы, хотя бы они и считались там Православными. Тогда же был напечатан катехизис Лаврентия Зизания Тустаневского , после весьма мелочных и придирчивых исправлений и нескольких прений, устроенных между Зизанием и игуменом Ильей и справщиком Онисимовым.
Печатанию и исправлению книг Филарет уделял много внимания. В самом начале своего правления он по представлению патриарха Иерусалимского Феофана возбудил пересмотр дела о справщиках Дионисии, Арсении и Иване Наседке, незадолго перед тем обвиненных за исключение из Требника слов "и огнем" в молитве на Богоявление. Собор в присутствии Филарета, Феофана и государя оправдал справщиков, и по получении разъяснительных грамот от других патриархов прибавка "и огнем" была окончательно вычеркнута из Требника.
Московская типография при Филарете выпустила много изданий — все 12 миней месячных и ряд богослужебных книг, причем некоторые издания были свидетельствованы самим Филаретом. При печатании обращалось много внимания на исправление текста, для чего Филарет привлек к работам более образованных справщиков, сличавших тексты с древними славянскими рукописями, а в некоторых редких случаях — и с греческими.
Книги рассылались по городам в церкви, монастыри и торговые лавки по цене, в которую обошлось их напечатание, без прибыли, а в Сибирь — безвозмездно.
Филарет издал "Сказание действенных чинов св.
Богородицы", т.
