Черные козявки у кота, Kde se natáčela Princezna a půl království?
Интересная тема Если кого, что по кормам интересует, спрашивайте. Когда ему не хватало своих мечей во время турнира "Хмельной круг" в Дэви Бэк Файт, Зоро использовал способность, известную как стиль без меча, в котором он мог использовать физическую силу своего тела, чтобы испускать ударные волны, напоминающие удары его меча. Пламенный привет молодым людям, переделывающим свои характеры.
Каким-то образом табак помогал избавиться от этого напряжения, забыться хоть на несколько мгновений, пока в легких оставался дым, пока во рту чувствовалась горечь. Но это быстро проходило, стоило затушить окурок и взглянуть в любое лицо, как возвращалось презрение и усталость валила с ног. Вот и теперь, она взглянула на посетителей и обнаружила еще несколько новых лиц. Охотник на демонов искал себе место и о нем она забыла, пока еще устроится, можно отложить.
Эльф крови плюхнулся у барной стойки - ну, это уже не ее проблема. А вот какой-то рыжий хуман уселся за столом и сверлит ее взглядом, сволочь, не терпится ему нажраться. Мог бы и сам на баре заказать, раз так трубы горят. Она разнесла заказы и опять бросила взгляд на человека, тот так и сидел на одном месте.
Значит придется подойти. Девушка вздохнула, всунула опустевший поднос под мышку и направилась к человеку. Есть будешь? Слишком шумно, слишком много всего и сразу: голоса, смех, крики, стук, скрежет, звериный рёв, топот маленьких и больших лап, ног, копыт, шипение чего-то на огне.
Звуковая картинка этой ярмарки не понравилась Коэтану, дома он видел только маленькие ярмарки Ночного народца, где изо всех сил обменивались, вызывали хороводом сонных, облепленных палой листвой духов для смеху и пели каждый раз новые истории-песенки про какого-то пикси по имени Крот. То Крот в небесах летал, ясные звёзды собирал, то драконов высиживал, как наседка-мотылёк, то вместо медведя на царство садился, обрастая бурым мехом по самые кончики крыльев.
Смеялись, немножко проклинали, зажигали тёплые оранжевые светильник в вечном полумраке. Здесь ничего похожего. Было кое-что ещё, мерзкое ощущение, что на тебя смотрят. Пока шли по лесу и на берегу неизвестной воды — ничего подобного. Немигающие, непрерывные линии взглядов, впивающиеся похуже иголок.
Надо куда-то деться от них и подумать, чем отвадить. Проще всего начертить клинком круг, воткнуть в землю шип с хвоста костекрыла — такая острая штука будет неприятна любому глазу а смотрят в основном глазами, да. Больше ничего он пока не сделает, подцепленное фиолетовое проклятие мешает всякому колдовству, кроме… безмолвного и древнего, основанного не на рунах, а на кругах, остроте, запутанности. Не на знаках, а на самих вещах. Шумящая толпа, словно река, куда-то унесла Аланарию.
Очередное подтверждение глупости живых душ — в опасных местах нельзя теряться! Базилик вот умный кот, затаился и держится за воротник. Колкий обломками косточек, прохладный, гладкий. Ладно, рано или поздно найдётся. В крайнем случае можно попозже использовать тот сохранившийся осколок её «стеклянной» магии для контроля и призыва.
Прекрасно, молодец. Теперь выполняй. И Коэтан отправился искать тихое место, достойное воина-чародея из Дома Ритуалов. Вот только бы ещё не спотыкаться через шаг. От второй беды временной слепоты — столкновений — его спасало чувство самосохранения живых душ.
Как недавно псы кузнеца, живые сторонились, шарахались, инстинктивно держались подальше от медленно идущей куда-то фигуры, но не могли себе объяснить, почему. Да и не задумывались в ярмарочной толчее. Место, где взглядов было поменьше, нельзя было назвать «тихим»: оно гремело посудой, звенело, постоянно требовало «Подай! Совсем рядом с источником шума обнаружилось дерево, Коэтан провёл по шершавой коре ладонью, поморщился, когда порезы нехотя отозвались болью.
Возможно, дерево мешает взглядам? Почему нет. Оставалось сделать немного: начертить вокруг себя защитный круг. Что Коэтан и сделал, с самым серьёзным видом прорезая тёплую сухую землю светящимся кончиком ритуального клинка. Букашки и лягушка внутри круга умерли, трава и цветы полегли и почернели, а с дерева начала осыпаться засохшая листва, будто бы к нему пришла внезапная осень.
Воткнутая в землю острая косточка довершила превращение живой земли в место «почти как дома». Нет, даже на хорошее «почти» не тянет, к сожалению. Коэтан уселся в центре круга, Базилик перетёк с плеча на колени, теперь они вместе будут ждать, слушать, думать в молчании и темноте. Джей, опять забыл положить на место? Рен выползла из-под огромного драндулета, с лёгкой руки Джея Турбобаха гордо именующегося автомобилем, и потёрла испачканный в масле нос рукой, смазав пятно на щёку.
Гоблин не ответил — увлёкшись, он чинил небольшой трицикл для предстоящих на Ярмарке гонок. Высунув от усердия язык, механик с упоением закручивал какие-то гайки. Как раз её, Рен, ключом. Вор — здоровенный чёрный котяра с зелёными, наполненными скверной глазами, ловко выцепил из тонких пальцев эльфийки крови отвёртку и рванул в дальний угол гаража.
Кот перескочил через торчащие из-под трицикла ноги Джея, эльфийка — нет. Кто же знал, что именно в этот момент гоблину понадобится их поднять? Рен растянулась на полу, обдирая коленки и локти. Зло надув губы, эльфийка открыла рот, выкрикнув что-то весьма неприличное и не соответствующее даме, затем возмущённо захлопнула его, и, вскочив на ноги, вновь бросилась в погоню.
Стоять Вор, по понятным причинам, не собирался. Вальяжно махнув огромным хвостом, он понёсся прочь, выбежал из гаража, завалив ящик с инструментами, и помчался в сторону леса, словно кто-то смазал его пятки скипидаром. Рен бежала следом, стараясь не терять кота из виду. Бежать дальше в тёмных очках было неудобно — а Рен с ними почти никогда не расставалась.
Во-первых, они ей удивительно шли и придавали нахальный залихвацкий вид, а во-вторых, прикрывали дымку у глаз, дарованную ей в посмертии — как и всем прочим рыцарям смерти. В незнакомых местах так можно было на некоторое время притвориться почти нормальной и прекрасно скоротать часок-другой. Пока не случилось какое-нибудь происшествие и Рен во что-нибудь не влипла — а это у неё обычно очень хорошо получалось. Пушистый хвост исчез в ближайших кустах, и Рен, стиснув зубы и подняв очки на голову на манер тиары, тоже вломилась в колючки.
Вор бежал напролом — откуда столько прыти в этой пухлой лоснящейся тушке? Ветки трещали, царапали рубашку и кожу, но поймать воришку было делом принципа. Деловито положил там отвёртку и замяукал, судя по всему весьма гордый собой. Откуда ты… Вор был не совсем обычным котом, наделённым силой Скверны и ещё одним богам известно чем — в своё время он жил у орчихи-прорицательницы на Ярмарке, но она умерла, а кот прибился к автомастерской «Турбобах и Выхлопупс», которую держала весьма колоритная парочка гоблинов, и где Рен трудилась в должности инженера-механика.
Кот заурчал и лизнул свою находку в изрядно тронутую разложением щёку. Эльфийка опустилась рядом и коснулась плеча несчастного. Подумав, сняла с пояса флягу с ромом и поднесла к тому, что осталось от носа отрёкшегося, поводила из стороны в сторону, а затем влила в то, что когда-то было ртом, несколько капель.
Давай-ка вставай…! Узри сейчас какой антрополог Нача, он бы тут же авторитетно заявил, что в роду оного есть эльфы и даже совухи. Так внезапно округлились его глаза, доселе надёжно прикрытые припухшими веками. Но увы, подобные личности сюда не заглядывали, потому такой любопытный факт был безвозвратно утерян для науки. Его смущали глаза. С одной стороны, они точь в точь как у Крианы, а вот смотрят не так.
Равнодушно как-то. В то время, как капитан всегда смотрела на баталёра своим фирменным рентгеновским взглядом, добираясь до самых потаённых уголков души и прочей двойной бухгалтерии, в какие бы офшоры сознания не пытался он их упрятать. Впрочем, оставался вариант, что его просто не признали в лицо. Что было не мудрено, Начпо после хороших посиделок в таверне и сам себя в зеркале не всегда признавал.
Был же у него случай, когда какой-то целитель пристал к нему прямо на улице с предложением восстановить за недорого, несомненно выбитые в баталии клыки. А то такому уважаемому орку негоже беззубым ходить.
Потому ответил чётко и внятно. Но даже сейчас не признали. Эльфийка и бровью не повела, а всё также равнодушно принялась что-то записывать в свой блокнот. Да и ещё был вопрос, — что делает капитан здесь, да ещё в такой роли? Может это какой-то розыгрыш? Не похоже, слишком мудрёная комбинация при полном отсутствии смысла. Потому стар рассматривать ситуацию под углом, — а что если? Глаза эльфийки зло прищурились. Не то чтобы такое обращение было чем-то необычным в этом заведении, но мириться с таким она не собиралась.
Так что хорошенько обдумать она ничего не успела. Развернувшись к рыжему наглецу она со всей дури заехала ему локтем в переносицу, от чего его лицо тут же украсили два алых ручейка, но ее это зрелище лишь еще больше разозлило. Отрек как валялся, так продолжил. По отрекам вообще не понять живые они или нет… Нет, они однозначно не живые, но просто неживые они спокойно живут… В общем сложно. Огни ярмарки были очаровательны! Вот только что-то крылья зад люто припекают, но это мелочи.
Ох этот вкус во рту! Чудесные сорта рома, выдержанного по лет в Тельдрасильских боченках! Такого уже и с огнем не сыскать! О, а откуда в этой таверне скверногон Ирискиса?! Этот купаж невозможно забыть! Так… Не понял… Ух ты! И Кей тут? За столиком Кея на соседнем стуле сидела его жена…или жены?! Его мечи тоже пьют? А кто напротив? Розовые хозены?! Они ещё и грязью кидаются! Не понимая что происходит Анархист пытался протереть лицо, но одна рука как будто увязла в чем-то.
Вторая ещё шевелилась. Едва он смахнул землю с лица, так тут же прилетел большой смачный ком.
Кхе кхе! Наступила горобовая тишина, как в новолуние на кладбище. Земля прекратила лететь, а на ругающегося канонира вылупились два батрака с лопатами. Несколько секунд батраки и канонир просто пялились друг на друга, пытаясь понять что происходит. Анархист, очухсвшись и осознав, что лежит в яме, разразился ещё более изощренной тирадой, достойной легендарного черного гримуара древних лордеронских заклятий того самого прапорщика.
Испуганные батраки бросили лопаты и дали стрекача. Мертвый был! И всё бы ничего, если бы они бросили лопаты не в Анархиста. Вволю выговорившись, Анархист отметил, что ему полегчало. Он выбрался из ямы. Зад пекло адским огнём. Надо отдать должное Начу, порох он закупил превосходного качества, а Анархист держал порох идеально сухим… Самоосмотр выявил отсутствие сапогов и полную негодность штанов. Ну да ладно!
До таверны можно дочапать, а там уже пофигу. Но не тут-то было. У ворот ярмарки стояло 2 огра, которые наотрез отказывались пускать в таком виде. Маги забывают заклинания, чернокнижники не знают в какой карман они запрятали камни душ, а огры… А огры оказались и так настолько примороженные, что не произошло ничего.
Вот вообще. Они как обсуждали у кого из них козявки в носу больше, так и продолжили… Хотя, может и подействовало… Их спор становился все острее и вскоре словесные аргументы переросли в кулачные. Воспользовавшись моментом, Анархист проник на ярмарку, прихватив с собой опрометчиво оставленные ограми на видном месте купончики. Но и тут его ждало разочарование. В бары в таком виде все равно не пускали. Эстеты, мурлок бы их забодал, тьфу! Глаза его тут же упали на столб, смазанный салом из Кул-Тираса, на вершине которого висели новёхонькие лакированные сапоги, достойные капитана.
Анархист подобрал глаза и решительно направился к столбу. Столб был дюже скользючий и не поддавался никому из претендентов на сапоги. Одной лишь мотивации для покорения столба было явно недостаточно.
Но это не могло остановить Анархиста. Бар ждал. И вот, с горящими глазами и тлеющим гузном, канонир пошел на штурм доселе неприступного столба. Через минуту он уже гордо чапал к бару в начищенных до зеркального блеска сапогах. Снова не пустили. Оказалось, что дело было не в отсутствии обувки… Значит таки штаны… Ну ничего, на ярмарке ещё много аттракционов, и купончиков и достатке.
На ярмарке были очереди у каждого лотка, а тут пусто… Странно. У шатра стоял гоблин в костюмчике с цилиндром, моноклем на золотой цепочке и тростью с массивным наболдашником, украшенным самоцветами, а на поясе висел тяжелючий на вид кошель. Как и предполагалось, просто забрать мортирку было нельзя.
Магия ярмарки защищала призы от посягательств и их можно только выиграть. Мюнхаузикс - именно так представился гоблин - проводил Анархиста к аттракциону. Это была большая, неказистая, но довольно добротная чугунная пушка. Все, что было нужно для выигрыша - это выстрелить из неё собой и вернуться за призом. Оглянувшись по сторонам профессиональный канонир смекнул, что никого вокруг нет и отработанными до автоматизма движениями зарядил пушку…Мюнхаузиксом. Гоблин не успел даже сообразить что происходит, как рот ему уже был заткнут пыжом.
Хехе — канонир поджег запал и через мгновение гром выстрела пушки и удаляющийся визг Мюнхаузикса прокатились эхом по ярмарке. Но никто и ухом не повел, это здесь было обыденно. Подойдя к стойке призов, Анархист предъявил магическому стражу доказательства, что он уже был снарядом и забрал свою выигранную мортирку.
Уходя он споткнулся о массивный кошель гоблина, выпавший при заряжании. Вечер переставал быть томным. Прогулявшись по ярмарке, Анархист выиграл отличный ремень с широкой серебряной бляхой и саблю с автографом самого адмирала Тайлера! В голове промелькнула мысль, что вроде ж он был Тейлором, но все встало на свои места, когда на место только что выигранной сабли гоблины повесили новую с автографом адмирала Тулера.
Ну да ладно, сабелька была и так довольно приличная, даже несмотря на то, что балансировка оставляла желать лучшего. Свернув в торовые ряды, Анархист приобрёл себе новые плотные! Нашёл отличный кожаный зачарованный подсумок, который был гораздо вместительней чем кажется. Зашел поочередно в оружейный, хозяйственный и продовольственный шатер, накупил припасов и сложил в подсумок вместе с мортиркой классная магия!
Раньше думал, что такая только на дамских сумочках бывает! Вот, весь такой нарядный, прям жених, Анархист, пританцовывая направился к аллее питейных заведений…. Нач и не думал сопротивляться. Если до этого были какие-то сомнения, то теперь их отшибло напрочь. Вот только вопросы никуда не делись, как и растущее удивление. Потому буднично и даже чуть устало он спроси, — я решительно не понимаю смысла этого маскарада, капитан Кри.
Может быть вы объяснитесь? Правда, на какое-то мгновение у баталёра мелькнула мысль, что капитан работает здесь под прикрытием, а он своей выходкой всё конспирацию поломал. Но он отмёл этот вариант, слишком он невероятный. Тем более, что коммерция и шпионские игры всегда бок о бок шли и Начпо бы в курсе даже государственных секретов. Чернокнижник пришел на ярмарку впервые.
Для него многое было впервые. Прежде ему и в голову не приходило, что за стенами университета что-то есть. Всю жизнь, что он себя помнил, эльф посвящал науке. Проводил годы и века за изучением томов, но в итоге учитель едва ли не силком отправил его прочь.
Дескать: без практики теория ничто. И приказал напоследок не возвращаться раньше чем через сто лет. Кор задумчиво почесал рыжую макушку, ошалело озираясь по сторонам. В глазах рябило, в ушах гремело, мысли путались, а академические знания были совершенно бесполезны. Стараясь не привлечь особого внимания, осторожно, прячась за палатками, павильонами и деревьями, чернокнижник крался куда-нибудь, где сможет оставаясь незамеченным немного понаблюдать за происходящим и вспомнить хоть какой-нибудь трактат о том, как положено себя вести приличному чернокнижку в общественном месте.
Выбравшись из очередных зарослей Кор со стороны был похож на энта - ветки и листья запутались в волосах, перепачканный и с такими же огромными удивленными глазами. Но тут его внимание привлекла некая аномалия и эльф совсем забыл о своих невзгодах. Это ж как так получилось? Вокруг лето, все цветет и поет, а внутри этого круга - все вымерло!
Наверняка какая-то сильная магия! Кор почесал подбородок и приблизился. В центре сидел молодой эльфенок наверное молодой, хотя определять возраст не имея никаких контактов с внешним миром на протяжении…эээ… всей жизни, довольно проблематично. На коленях у парнишки лежало что-то непонятное, но когда это что-то почувствовало взгляд эльфа, оно пошевелилось — Вот это да!
Вас и вашего удивительного спутника, - эльф даже склонил голову в качестве приветствия, но парень, кажется не заметил этого, что, впрочем самого Кора не особо интересовало.
Я не встречал подобных ни в одном трактате, хотя следует признать что биология никогда не входила в число моих любимых наук. Кор устроился неподалеку, достал бумагу и начал делать эскиз странного зверя. Коэтан-fordragon Август 20, , п. Размышления на ходу прервал густой, похожий на рокочущие волны голос: — Рановато пить на природе!
Павлин не ответил, только поёжился во сне и уронил тощее перо. Перо было вручено Аланарии: бери, деваха, оно для красоты годится, только в дом не тащи. Заслушавшись, Коэтан даже не понял, что они куда-то пришли.
Сказал и пропал, шагнул с дорожки, словно волна его языком слизнула. Куда теперь? Кейхарт-howling-fjord Август 21, , д. Некоторое время назад. Криана-ashenvale Август 21, , д. Фавори-howling-fjord Август 21, , д. Колечко на тонкой цепочке так и болталось у нее на груди… Она была паладином… от рождения… по призванию Текущий момент времени: Когда поступил приказ выступить на передовую, для прикрытия группы - она вызвалась первой.
Мордретес-deathguard Август 21, , д. Кейхарт-howling-fjord Август 21, , п. Мордретес-deathguard Август 21, , п. Фавори-howling-fjord Август 21, , п. Начпо-goldrinn Начпо Август 22, , д. Вот только удержаться от словесной колкости Начпо не смог — Судя по счёту, вы тоже в него включены, — как бы мимоходом заметил он. Криана-ashenvale Август 22, , д. Коэтан-fordragon Август 22, , д.
Коэтан мысленно набросал план действий на «вотпрямощаз», как говорили в Даларане: Найти место, где невидимых взглядов нет или не так много. Подождать, пока вернётся зрение. А оно вернётся, никуда не денется. Если сравнить Бездну с мутью, которая тихо лежит на дне и поднимается, если потревожишь, затмевая всё вокруг, то… нужно просто выждать, пока осядет на место и не мутить дальше. Ренарен-howling-fjord Август 22, , д. Анархист-thermaplugg Август 22, , д.
Луцикор-chromie Август 22, , д. Он иногда даже может идти не в ту сторону, имея свою цель на виду, ища кратчайший путь, а также запутаться в своём же маршруте.
Так, во время арки Скайпии , он намеревался идти прямо, но вместо этого пошел налево. Эта черта Зоро часто беспокоит других "Соломенных Шляп", заставляя их внимательно следить за ним, а также вызывает насмешки особенно от Санджи. Однако, Зоро, также как и Луффи, не замечает этого факта и, как правило, винит других членов команды, за то что «потерялся».
После двухлетнего таймскипа Зоро стал первым членом команды, прибывшим на Архипелаг Сабаоди , сильно удивив Санджи. Однако, как позже выяснилось, это произошло благодаря помощи Пероны. Во время путешествия в замок Одэн в Вано, Зоро нужно было всего лишь сесть верхом на скакуна Коматиё , чтобы добраться туда, но все равно каким-то образом в итоге он отправился восвояси.
Зоро обладает огромной физической силой и часто проводит свое время в море, поднимая невероятно большие и тяжелые грузы, чтобы продолжать становиться сильнее. Сила Зоро играет большую роль в его способностях как мечника, поскольку от этого зависит мощность и дальность действия атаки. Благодаря своей силе Зоро способен на равных сражаться со сверхчеловечески крупными и сильными противниками и может с легкостью отбросить противников обычного размера в сторону. Хотя поначалу у него были проблемы с разрубанием кожи Мистер 1 благодаря способности Дьявольскому плоду последнего, но удары Зоро были достаточно мощными, чтобы сбить сильного мастера боевых искусств с ног.
Зоро сталкивался с такими, как Каку, сверхчеловеческим убийцей, чья сила и вес были значительно увеличены благодаря его способностям Зоана , и даже сумел одолеть его после того, как напряг свои бицепсы и выполнил атаку Nigori-Zake.
Сила Зоро такова, что он несколько раз с относительной легкостью поднимал, переносил и швырял людей и предметы, которые соперничали с ним по размерам ,например: нес на плече большую каменную клетку с Луффи внутри, перекидывал Рыбочеловека Хатянна через плечо, тяжело раненый и поднимающий Усоппа с земли одной рукой и размахивающий им, как мечом.
В Виски Пик Зоро легко одолел мисс Мэндей , бойца со значительно более высокой физической силой, в силовом поединке, и когда он был связан железным канатом Мистера 9 , он смог использовать веревку, чтобы кинуть Мистера 9 на путь других своих противников и их атак.
Во время Дэви Бэк Файт Зоро схватил очень большого Пиклза за лодыжки и развернул его и запустил на большое расстояние вперед, а позже он смог перевернуть Биг Пана назад в воздухе, схватив его за верхнюю челюсть. Одно из его самых заметных проявлений грубой силы было в Алабасте , когда он поднял целое рухнувшее здание, держал его над головой, будучи раненым, и бросить в Мистера 1. Когда Зоро пытается применить несмертельную силу против противников, он атакует рукоятями своих мечей, хотя его сила делает эти удары чрезвычайно сильными.
В Алабасте он расположил две рукояти своих мечей под Чоппером и Виви, когда они были в воздухе, и использовал их, чтобы успешно поднять дуэт до часовой башни на несколько метров выше. Зоро также необычно использовал лезвия своих мечей в Триллер Барке , когда он использовал их, чтобы поднять тяжелые нунчаки и использовать их против Орза. Зоро редко вступает в рукопашный бой, но его сила делает его вполне способным на это, что было продемонстрировано, когда он легко сбил с ног одного из охранников Вапола ударом кулака.
Он также перенаправил взмах меча Пиклза и его корпус в его стиле без меча. Во время Дэви Бэк Файт перед тем, как сразиться с Хмельными Монстрами, Зоро показал себя достаточно опытным, чтобы сражаться с Санджи, полагаясь на удары ногами и блоки. Сильно раненный Зоро также на равных сражался с Хаттяном, который как Рыбочеловек в десять раз сильнее обычного человека, а также на равных сражался с Нептуном и Пикой , двумя гигантскими и сильными воинами, чье оружие даже превосходит его по размерам.
На Виски Пик Зоро смог на равных противостоять ударам своего капитана Луффи, который сам чрезвычайно силен, и их столкновения нанесли значительный сопутствующий ущерб. Что еще более примечательно, Зоро продемонстрировал достаточную силу, чтобы перенаправить удар Орза, способный нанести огромный структурный ущерб, а два года спустя смог использовать свои мечи, чтобы противостоять зубам Дракона на Панк Хазард , гигантского дракона с чрезвычайной физической мощью.
Также Зоро использовал свои мечи, чтобы блокировать комбинированную атаку Hakai от Кайдо и Большой Мамочки, двух Ёнко, которые являются одними из сильнейших людей в мире, достаточно долго, чтобы позволить его союзникам уклоняться от неизбежного радиуса атаки. Это, на данный момент, один из самых показательных моментов его силы. Несмотря на тяжелые ранения в результате этого нападения, Зоро собрал достаточно сил, чтобы на мгновение столкнуться с почти неразрушимым телом Кайдо и глубоко вонзиться в него, оставив шрам, став вторым мечника после Кодзуки Одэна, который сделал это, заслужив уважение Ёнко.
Выздоровев, благодаря целебному лекарству Мияги , Зоро смог на мгновение нокаутировать Кинга сразу после выздоровления; затем продолжил сражаться с ним в течение длительного периода, однако он не мог обойти нечеловеческую стойкость лунарианнина, пока не выяснил его биологию. Он также заблокировал Amane Dachi Каку одним мечом, очнувшись от дремоты, и сражавшись с ним в его пробужденной форме, даже сбив его с ног без особых усилий.
Зоро мог даже на равных сразиться с S-Соколом, Серафимом, обладающим способностями Лунарианнина и Дьявольским Плода Даза Бонса, а также быть смоделированным по образцу молодого Дракуля Михока, предположительно обладающего мощными способностями к фехтованием и физическими способностями последнего, не отступая и не дрогнув во время столкновения.
Зоро продемонстрировал огромную скорость и ловкость, преследуя противников и уклоняясь от их атак. Подобно своему товарищу по команде Бруку, он может разрубить противников в мгновение ока и даже выхватить меч и вложить его обратно в ножны прежде, чем противники успеют среагировать. В его поединке с зомби Рюмой они вдвоем смогли парировать атаки друг друга еще до того, как зрители даже заметили, что они выполняли атаки, заметив это только после того, как удары подействовали на их окружение.
На Виски Пике он своей скоростью одолел сразу сотню охотников за головами и был способен уклоняться от множества пуль, которые они в него выпускали.
Зоро обладает отличной прыгучестью и способностью лазать. Он перепрыгивает большое расстояние с одной крыши на другую, используя падающую лестницу в качестве трамплина в Виски Пик. Сражаясь с Брахамом в Высшем Дворе, Зоро взбежал по стволу большого дерева и поднялся в воздух ногами, чтобы атаковать своего противника. В триллер Б. В здания суда в Эниес Лобби, он забрался на крышу, прорубая потолки и перепрыгивая с уровня на уровень, в то время как на Дресс Розе он смог не отставать и в конечном итоге догнать Викку , несмотря на то, что ему пришлось перебегать и прыгать между несколькими крышами; позже, после того, как его отправили падать, Зоро легко выпрыгнул из глубокой ямы, образованной гравитацией Фудзиторы, как только гравитация прекратилась.
Примечательно, что он смог легко пройти мимо Ходи Джонса и сразить его под водой, несмотря на то, что Ходи был экспоненциально сильнее под водой как Рыбочеловек. На Панк Хазард Зоро смог отбиться от множества акул, даже при том, что он был погружен в ледяной центр озера. Зоро обладает огромным уровнем прочности и выносливости, он пережил множество серьезных травм и часто продолжает сражаться и передвигаться, страдая от них. Одним из его впечетляющих достоинств как воина является необъяснимая терпимость к боли.
Впервые это было показано в Орендж-Тауне, когда он продолжал сражаться после того, как Багги ударил его ножом в туловище, даже поднимал и нес большую и тяжелую клетку с Луффи в ней. После короткого отдыха он сразился и победил главного приспешника Багги Кабадзи ; несмотря на то, что Кабадзи намеренно пытался нацелиться на его рану, Зоро превзошел его, еще больше вскрыв рану и оставаясь стойким, несмотря на потерю крови.
Во время своей битвы с Мистером 1 Зоро получил быструю серию ударов, настолько мощных, что они разорвали колонну позади него и заставили ее рухнуть. Хотя Зоро потерял огромное количество крови от этих ударов, он не только смог быстро подняться на ноги и победить Мистера 1, но и сохранил достаточную ясность ума, чтобы предсказать, куда не упадут обломки разрушенной колонны. После этого сражения Зоро смог продолжить сражаться против сил Барок Воркс, не получая медицинской помощи.
Самое экстремальное проявление выносливости Зоро произошло в Триллер Барке, который начался, когда он смог подняться после того, как был поражен атаками Орза, древнего гигантского зомби, способного разрушать целые здания; это заставило Лолу сравнить его с зомби. После боев с Орзом и Гекко Морией Зоро получил множество мощных ударов от Ситибукая Бартоломью Кумы , включая лазерный удар Пацифиста и мощную ударную волну, последняя из которых вырубила всех, кроме него, Санджи и Брука.
Зоро удалось поглотить все повреждения и усталость Луффи в дополнение к вреду, причинённому ему в ходе сражений с Рюмой и Орзом во время арки Триллер Барка. Это особенно впечатляет, так как Кума заявил ему, что, из-за того что он уже находится на грани смерти, принятие в дополнение к этому боли и усталости Луффи определённо убьёт его.
Однако, он не только выжил, но ещё и остался в стоячем положении и даже смог ответить Санджи на его вопрос, после чего провёл некоторое время без сознания. Зоро пережил многочисленные раны, которые легко бы убили обычного человека, что демонстрирует его выносливость и стойкость.
В результате многих сражений он получает очень серьёзные ранения и сильно истекает кровью, но даже находясь при смерти, он всё ещё способен бороться против очень сильных врагов, сохраняя высокий уровень мастерства, упорство и ясную голову. Он демонстрирует собой некоторые из величайших подвигов выносливости, показанных во всей серии One Piece , при этом не имея способностей Дьявольского плода , доказывая, что он возможно имеет высочайшую выносливость среди всех Пиратов Соломенной Шляпы.
Зоро удалось восстановиться после трехдневного пребывания в коматозном состоянии и получения медицинской помощи от Чоппера, хотя ему потребовалось еще некоторое время, прежде чем вернуться к полной силе, как было показано во время боя против наездников на Летучих рыбах , а позже против Пацифисты на Сабаоди. В Дресс Розе, несмотря на прямой удар гигантской каменной статуи Пики, который расколол вторую ступеньку массивного плато и разрушил несколько зданий, Зоро смог быстро нанести ответный удар и, казалось, практически не пострадал от атаки.
Даже получив тяжелые ранения на Черепе в результате нападения Большой Мамочки и Кайдо на него, Зоро сумел продолжать сражаться достаточно долго, чтобы помочь разлучить Большую Маму с ее особым Душкой Прометеем , продолжить сражаться с Кайдо и, наконец, собрать последние силы, чтобы спасти своего капитана от Кайдо и даже ранить его до такой степени, что сам Кайдо сказал что его атака оставит шрам.
Зоро неоднократно падал с крыш и различных других высот, но никогда серьезно не пострадал от таких падений, даже в Арлонг Парке, где Луффи подбросил его в воздух и он приземлился на твердую платформу, когда он был серьезно ранен.
В Скайпии Зоро упал за много метров от верхних развалин на твердые улицы Шандоры, и на него посыпались большие куски щебня, но он быстро убрал их с себя и выбрался оттуда без особых травм. Он заметил, что чуть не умер, и Робин ответила, что обычный человек умер бы. Из-за отсутствия серьезного эффекта от этих падений их часто изображают комично. Во время своего появления в Шелл-Тауне Зоро девять дней не ел в течение целого месяца, чтобы вернуть себе свободу.
Однако он сохранил достаточно сил, чтобы, освободившись, противостоять нападению солдатам Морского Дозора и сражаться с ними бок о бок с Луффи. На зимнем острове Драм Зоро тренировал свое тело, плавая в ледяной воде и медитируя. У Зоро чрезвычайно высокая степень переносимость к алкоголю, он перепил 13 охотников за головами в Виски Пик, прежде чем притвориться, что падает в обморок, чтобы отразить потенциальную атаку. Вскоре после этого, столкнувшись с охотниками за головами, Зоро не выказал никаких признаков того, что алкоголь подавляет его, что указывает на то, что его истинная переносимость намного выше.
После того, как братья Йети использовали газ KYP и отправили падать со скалы, Зоро смог оставаться в сознании ровно столько, чтобы заметить сосульку. Ловушка, в которую падала его группа, и уничтожьте ее ударом меча. Несмотря на то, что животные в стране Вано содержали мощные токсины в своем организме из-за употребления загрязненной воды, Зоро ел их, как ему заблагорассудится, в течение нескольких дней и страдал только от расстройства желудка.
Когда ему не хватало своих мечей во время турнира "Хмельной круг" в Дэви Бэк Файт, Зоро использовал способность, известную как стиль без меча, в котором он мог использовать физическую силу своего тела, чтобы испускать ударные волны, напоминающие удары его меча. Выбросив руки вперед, он создал вихревую силу, от которой Пиклз закружился в его товарища по команде Биг Пана.
Поскольку Пиклз был вооружен мечами, атака привела к тому, что он множество раз порезал Биг Пана. Зоро является очень сильным мастером меча, способным использовать один , два или три меча в различных атакующих стилях. Он даже способен использовать некоторые мечевые техники, позволяющие использовать воздух для атаки на расстоянии. Хотя наиболее удобным для него является Санторю буквально: трёхмечевой стиль , он также превосходно владеет и одним мечом, будучи способным удержать Братьев Нябан , победить низкоранговых членов команды Арлонга , одолеть Мистера 1 и зомби Рюму.
Привыкнув к одному стилю владения мечом, он мог победить нескольких сильных противников, одним из примечательных примеров был случай, когда он обезглавил очень большого и выносливого дракона под номером Тринадцать после таймскипа одним ударом.
Однако, несколько завершающих приемов Зоро включают использование одного меча, несмотря на то, что однажды он заявил, что "не так хорош в технике владения одним мечом" против Сяма. После двух лет обучения у Михока, его навыки стали настолько сильными, что он смог победить рыбочеловека Ходи Джонса под водой с помощью лишь одного разреза одним мечом и без особых усилий справиться с лучшим мечником Острова Рыболюдей , считая его слишком слабым, чтобы хотя бы развеять скуку, не смотря на то что последний прошёл через трансформации от Энергетических Стероидов.
Зоро сумел в одиночку отбиться от больших групп опытных противников и победить их, причем его самым заметным достижением в этой области стало то, что он в одиночку победил группу из охотников за головами из Барок Воркс, могущественной преступной организации.
Спустя время на острове Курайгана ему удалось сразиться и в конечном итоге победить большую орду человекообразных обезьян, обладающих передовыми боевыми навыками, адаптивным обучением и нечеловеческой выносливостью, несмотря на то, что он получил тяжелые ранения на Архипелаге Сабаоди. Вы на нее не обращайте внимания. У нее высокая температура, и она ни на что не реагирует.
Так что вы раздевайтесь без смущения. А тем временем мы старуху из ванны вынем и набуровим вам свежей воды. Я говорю: — Старуха не реагирует, но я, может быть, еще реагирую. И мне,— говорю,— определенно неприятно видеть то, что там у вас плавает в ванне. Вдруг снова приходит лекпом. И то ему, нахалу, не нравится, и это ему нехорошо.
Умирающая старуха купается, и то он претензию выражает. А у нее, может быть, около сорока температуры, и она ничего в расчет не принимает и все видит как сквозь сито. И, уж во всяком случае, ваш вид не задержит ее в этом мире лишних пять минут. Нет,— говорит,— я больше люблю, когда к нам больные поступают в бессознательном состоянии. По крайней мере, тогда им все по вкусу, всем они довольны и не вступают с нами в научные пререкания.
Тут купающаяся старуха подает голос: — Вынимайте,— говорит,— меня из воды, или,— говорит,— я сама сейчас выйду и всех тут вас распатроню. Тут они занялись старухой и мне велели раздеваться. И пока я раздевался, они моментально напустили горячей воды и велели мне туда сесть.
И, зная мой характер, они уже не стали спорить со мной и старались во всем поддакивать. Только после купанья они дали мне огромное, не по моему росту, белье. Я думал, что они нарочно от злобы подбросили мне такой комплект не по мерке, но потом я увидел, что у них это — нормальное явление. У них маленькие больные, как правило, были в больших рубахах, а большие — в маленьких. И даже мой комплект оказался лучше, чем другие.
На моей рубахе больничное клеймо стояло на рукаве и не портило общего вида, а на других больных клейма стояли у кого на спине, а у кого на груди, и это морально унижало человеческое достоинство. Но поскольку у меня температура все больше повышалась, то я и не стал об этих предметах спорить.
А положили меня в небольшую палату, где лежало около тридцати разного сорта больных. И некоторые, видать, были тяжелобольные. А некоторые, наоборот, поправлялись. Некоторые свистели. Другие играли в пешки. Третьи шлялись по палатам и по складам читали, чего написано над изголовьем. Я говорю сестрице: — Может быть, я попал в больницу для душевнобольных, так вы так и скажите. Я,— говорю,— каждый год в больницах лежу, и никогда ничего подобного не видел.
Всюду тишина и порядок, а у вас что базар. Та говорит: — Может быть, вас прикажете положить в отдельную палату и приставить к вам часового, чтобы он от вас мух и блох отгонял? Я поднял крик, чтоб пришел главный врач, но вместо него вдруг пришел этот самый фельдшер. А я был в ослабленном состоянии. И при виде его я окончательно потерял свое сознание. Только очнулся я, наверно, так думаю, дня через три.
Сестричка говорит мне: — Ну,— говорит,— у вас прямо двужильный организм. Вы,— говорит,— скрозь все испытания прошли. И даже мы вас случайно положили около открытого окна, и то вы неожиданно стали поправляться. И теперь,— говорит,— если вы не заразитесь от своих соседних больных, то,— говорит,— вас можно будет чистосердечно поздравить с выздоровлением.
Однако организм мой не поддался больше болезням, и только я единственно перед самым выходом захворал детским заболеванием — коклюшем. Сестричка говорит: — Наверно, вы подхватили заразу из соседнего флигеля. Там у нас детское отделение. И вы, наверно, неосторожно покушали из прибора, на котором ел коклюшный ребенок. Вот через это вы и прихворнули. В общем, вскоре организм взял свое, и я снова стал поправляться. Но когда дело дошло до выписки, то я и тут, как говорится, настрадался и снова захворал, на этот раз нервным заболеванием.
У меня на нервной почве на коже пошли мелкие прыщики вроде сыпи. И врач сказал: «Перестаньте нервничать, и это у вас со временем пройдет». А я нервничал просто потому, что они меня не выписывали. То они забывали, то у них чего-то не было, то кто-то не пришел и нельзя было отметить. То, наконец, у них началось движение жен больных, и весь персонал с ног сбился.
Фельдшер говорит: — У нас такое переполнение, что мы прямо не поспеваем больных выписывать. Вдобавок у вас только восемь дней перебор, и то вы поднимаете тарарам. А у нас тут некоторые выздоровевшие по три недели не выписываются, и то они терпят.
Но вскоре они меня выписали, и я вернулся домой. Супруга говорит: — Знаешь, Петя, неделю назад мы думали, что ты отправился в загробный мир, поскольку из больницы пришло извещение, в котором говорится: «По получении сего срочно явитесь за телом вашего мужа». Оказывается, моя супруга побежала в больницу, но там извинились за ошибку, которая у них произошла в бухгалтерии. Это у них скончался кто-то другой, а они почему-то подумали на меня. Хотя я к тому времени был здоров, и только меня на нервной почве закидало прыщами.
В общем, мне почему-то стало неприятно от этою происшествия, и я хотел побежать в больницу, чтоб с кем-нибудь там побраниться, но как вспомнил, что у них там бывает, так, знаете, и не пошел. И теперь хвораю дома. Я, братцы мои, не люблю баб, которые в шляпках. Ежели баба в шляпке, ежели чулочки на ней фильдекосовые, или мопсик у ней на руках, или зуб золотой, то такая аристократка мне и не баба вовсе, а гладкое место. А в свое время я, конечно, увлекался одной аристократкой.
Гулял с ней, и в театр водил. В театре-то все и вышло. В театре она и развернула свою идеологию во всем объеме. А встретился я с ней во дворе дома. На собрании. Гляжу, стоит этакая фря. Чулочки на ней, зуб золоченый. Из какого номера? И сразу как-то она мне ужасно понравилась. Зачастил я к ней. В седьмой номер. Бывало, приду, как лицо официальное. Дескать, как у вас, гражданка, в смысле порчи водопровода и уборной? И сама кутается в байковый платок, и ни мур-мур больше. Только глазами стрижет.
И зуб во рте блестит. Походил я к ней месяц — привыкла. Стала подробней отвечать. Дескать, действует водопровод, спасибо вам, Григорий Иванович. Дальше — больше, стали мы с ней по улицам гулять. Выйдем на улицу, а она велит себя под руку принять. Приму ее под руку и волочусь, что щука.
И чего сказать — не знаю, и перед народом совестно. Ну а раз она мне и говорит: — Что вы, говорит, меня все по улицам водите? Аж голова закрутилась. Вы бы, говорит, как кавалер и у власти, сводили бы меня, например, в театр.
И как раз на другой день прислала комячейка билеты в оперу. Один билет я получил, а другой мне Васька-слесарь пожертвовал. На билеты я не посмотрел, а они разные. Который мой — внизу сидеть, а который Васькин — аж на самой галерейке. Вот мы и пошли. Сели в театр. Она села на мой билет, я на Васькин. Сижу на верхотурьи и ни хрена не вижу. А ежели нагнуться через барьер, то ее вижу. Хотя плохо. Поскучал я, поскучал, вниз сошел. Гляжу — антракт. А она в антракте ходит.
И сама в буфет прет. Я за ней. Ходит она по буфету и на стойку смотрит. А на стойке блюдо. На блюде пирожные. А я этаким гусем, этаким буржуем нерезанным вьюсь вокруг нее и предлагаю: — Ежели, — говорю, — вам охота скушать одно пирожное, то не стесняйтесь. Я заплачу. И вдруг подходит развратной походкой к блюду и цоп с кремом и жрет. А денег у меня — кот наплакал. Самое большое что на три пирожных. Она кушает, а я с беспокойством по карманам шарю, смотрю рукой, сколько у меня денег.
А денег — с гулькин нос. Съела она с кремом, цоп другое. Я аж крякнул. И молчу. Взяла меня этакая буржуйская стыдливость. Дескать, кавалер, а не при деньгах. Я хожу вокруг нее, что петух, а она хохочет и на комплименты напрашивается. Я говорю: — Не пора ли нам в театр сесть? Звонили, может быть. А она говорит: — Нет. И берет третье. Я говорю: — Натощак — не много ли? Может вытошнить. А она: — Нет, — говорит, — мы привыкшие. И берет четвертое.
Тут ударила мне кровь в голову. А она испужалась. Открыла рот.
А во рте зуб блестит. А мне будто попала вожжа под хвост. Все равно, думаю, теперь с ней не гулять. Положила она назад. А я говорю хозяину: — Сколько с нас за скушанные три пирожные?
А хозяин держится индифферентно — ваньку валяет. Когда четвертое в блюде находится. Это ваши смешные фантазии. А хозяин держится индифферентно — перед рожей руками крутит. Ну, народ, конечно, собрался. Одни говорят — надкус сделан, другие — нету. А я вывернул карманы — всякое, конечно, барахло на пол вывалилось — народ хохочет. А мне не смешно. Я деньги считаю. Сосчитал деньги — в обрез за четыре штуки.
Зря, мать честная, спорил. Обращаюсь к даме: — Докушивайте, — говорю, — гражданка. А дама не двигается.
И конфузится докушивать. А тут какой-то дядя ввязался. И докушал, сволочь. За мои деньги. Сели мы в театр. Досмотрели оперу. И домой. А у дома она мне и говорит: — Довольно свинство с вашей стороны. Которые без денег — не ездют с дамами.
А я говорю: — Не в деньгах, гражданка, счастье. Извините за выражение. Так мы с ней и разошлись. Не нравятся мне аристократки. Горькому Дорогой Алексей Максимович! Два года назад в своем письме вы посоветовали мне написать смешную и сатирическую книгу — историю человеческой жизни. Это я говорю совершенно убежденно и серьезно…» Я могу сейчас признаться, Алексей Максимович, что я весьма недоверчиво отнесся к вашей теме. Мне показалось, что вы предлагаете мне написать какую-нибудь юмористическую книжку, подобную тем, какие уже бывали у нас в литературе, например «Путешествие сатириконовцев по Европе» или что-нибудь вроде этого.
Однако, работая нынче над книгой рассказов и желая соединить эти рассказы в одно целое что мне удалось сделать при помощи истории , я неожиданно наткнулся на ту же самую тему, что вы мне предложили. И тогда, вспомнив ваши слова, я с уверенностью принялся за работу. Нет, у меня не хватило бы сил и уменья взять вашу тему в полной своей мере.
Я написал не Историю культуры, а, может быть, всего лишь краткую историю человеческих отношений. Позвольте же, глубокоуважаемый Алексей Максимович, посвятить вам этот мой слабый, но усердный труд, эту мою «Голубую книгу», которую вы так удивительно предвидели и которую мне было тем более легко и радостно писать, сознавая, что вы будете ее читателем.
Сердечно любящий вас Mux. Зощенко Январь, г. Вот уже пятнадцать лет мы, по мере своих сил, пишем смешные и забавные сочинения и своим смехом веселим многих граждан, желающих видеть в наших строчках именно то, что они желают видеть, а не что-нибудь серьезное, поучительное или досаждающее их жизни.
И мы, вероятно по своему малодушию, бесконечно рады и довольны этому обстоятельству. Нынче мы замыслили написать не менее веселую и забавную книжонку о самых разнообразных поступках и чувствах людей. Однако мы решили написать не только о поступках наших современников. Перелистав страницы истории, мы отыскали весьма забавные факты и смешные сценки, наглядно рисующие поступки прежних людей. Каковые сценки мы также предложим вашему вниманию.
Они нам весьма пригодятся для доказательства и утверждения наших дилетантских мыслей. Нынче, когда открывается новая страница истории, той удивительной истории, которая будет происходить на новых основаниях, быть может, без бешеной погони за деньгами и без великих злодеяний в этой области, нынче особенно любопытно и всем полезно посмотреть, как жили раньше.
И в силу этого мы решили, прежде чем приступить к новеллам из нашей жизни, рассказать вам кое-что из прежнего. И вот, перелистав страницы истории своей рукой невежды и дилетанта, мы подметили неожиданно для себя, что большинство самых невероятных событий случалось по весьма немногочисленным причинам. Мы подметили, что особую роль в истории играли деньги, любовь, коварство, неудачи и кое-какие удивительные события, о которых речь будет дальше.
И вот в силу этого мы разбили нашу книгу на пять соответствующих отделов. И тогда мы с необычайной легкостью, буквально как мячи в сетку, распихали наши новеллы по своим надлежащим местам. И тогда получилась удивительно стройная система. Книга заиграла всеми огнями радуги. И осветила все, что ей надо было осветить. Итак, в книге будет пять отделов. В каждом отделе будет особая речь о том предмете, который явится нашей темой.
Так, например, в отделе «Любовь» мы расскажем вам, что знаем и думаем об этом возвышенном чувстве, затем припомним самые удивительные, любопытные приключения из прежней истории и уж затем, посмеявшись вместе с читателем над этими старыми, поблекшими приключениями, расскажем, что иной раз случается и бывает на этом фронте в наши переходные дни.
И то же самое мы сделаем в каждом отделе. И тогда получится картина полная и достойная современного читателя, который перевалил через вершины прошлого и уже двумя ногами становится в новой жизни.
Конечно, ученые мужи, подобострастно читающие историю через пенсне, могут ужасно рассердиться, найдя наше деление произвольным, крайне условным и легкомысленным. Но пущай они сердятся, а мы тем не менее будем продолжать. Отметим, что последний отдел должен быть самый замечательный. В этом отделе будут отмечены наилучшие, наиблагороднейшие поступки, поступки высокого мужества, великодушия, благородства, героической борьбы и стремления к лучшему.
Этот отдел, по нашей мысли, должен зазвучать, как Героическая симфония Бетховена. Нашу книгу мы назвали голубой. Голубая книга! Мы назвали ее так оттого, что все другие цвета были своевременно разобраны. Синяя книга, белая, коричневая, оранжевая… Все цвета эти были использованы для названий книг, которые выпускались различными государствами для доказательства своей правоты или, напротив, — вины других.
Нам едва оставалось четыре-пять совершенно невзрачных цвета. Что-то такое: серый, розовый, зеленый и лиловый. И посудите сами, что таким каким-либо пустым и незначительным цветом было бы по меньшей мере странно и оскорбительно назвать нашу книгу. Но еще оставался голубой цвет, на котором мы и остановили свое внимание. Этим цветом надежды, цветом, который с давних пор означает скромность, молодость и все хорошее и возвышенное, этим цветом неба, в котором летают голуби и аэропланы, цветом неба, которое расстилается над нами, мы называем нашу смешную и отчасти трогательную книжку.
И что бы об этой книге ни говорили, — в ней больше радости и надежды, чем насмешки, и меньше иронии, чем настоящей, сердечной любви и нежной привязанности к людям.
Итак, поделившись с вами общими замечаниями, мы торжественно открываем наши отделы. И по этим отделам, как по аллеям истории, мы предлагаем читателю прогуляться. Дайте вашу мужественную руку, читатель. Мы желаем вам показать кое-какие достопримечательности.
Итак, мы открываем первый отдел — «Деньги», который в свою очередь распадается на два отдела: исторические новеллы о деньгах и рассказы из наших дней на эту же тему. А прежде этого в отвлеченной беседе обрисуем общее положение.
Итак — «Деньги». Деньги 1. Мы живем в удивительное время, когда к деньгам изменилось отношение. Мы живем в той стране, в которой прекратилось величественное шествие капитала. Мы живем в том государстве, где люди получают деньги за свой труд, а не за что-нибудь другое. И потому деньги получили другой смысл и другое более благородное назначение — на них уже не купишь честь и славу.
Этот могущественный предмет до сей славной поры с легкостью покупал все, что вам было угодно. Он покупал сердечную дружбу и уважение, безумную страсть и нежную преданность, неслыханный почет, независимость и славу и все, что имелось наилучшего в этом мире. Но он не только покупал, он еще, так сказать, имел совершенно сказочные свойства превращений. И, например, обладательница этого предмета, какая-нибудь там крикливая, подслеповатая бабенка, без трех передних зубов, превращалась в прелестную нимфу.
И вокруг нее, как больные, находились лучшие мужчины, добиваясь ее тусклого взгляда и благосклонности. Полоумный дурак, тупица или полный идиот, еле ворочающий своим косноязычным языком, становился остроумным малым, поминутно говорящим афоризмы житейской мудрости. Пройдоха, сукин сын и жулик, грязная душонка которого при других обстоятельствах вызывала бы омерзение, делался почетным лицом, которому охота была пожать руку. И безногий калека с рваным ухом и развороченной мордой нередко превращался в довольно симпатичного юношу с ангельской физиономией.
Вот в кого превращались обладатели этого предмета. И вот, увы, этому магическому предмету, слишком действовавшему на наше мягкое, как воск, воображение и имеющему столь поразительные свойства, достойные сказки, нанесены у нас тяжелые раны.
И что из этого будет и получится, лично нам пока в полной мере и до конца неизвестно. Однако мы думаем, что ничего плохого, кроме хорошего, не произойдет. И, быть может, счастье еще озарит нашу горестную жизнь. Вот если, предположим, какое-нибудь, ну, я не знаю, какое-нибудь там разумное существо, скажем, с другой культурной планеты, ну, предположим, с Марса или там с Юпитера, завернет, допустим, ненадолго на нашу скромную землю, — существо это, не привыкшее к нашим земным делам, до крайности изумится течению нашей земной жизни.
Конечно, хочется думать, что это разумное существо в первую очередь и хотя бы ввиду обширности наших полей и равнин завернет или упадет именно к нам. И тогда его изумление не будет столь грандиозно. Но если оно, допустим, по неопытности или там из крайнего любопытства, или, чего доброго, из желания, в силу своей порочности, порезвиться, завернет сначала в одну из европейских стран, рассчитывая там отвести свою душеньку, засохшую в мытарствах далеких и строгих планет, то оно, непривычное к таким видам, до крайности поразится в первое же мгновенье.
Вот, предположим, существо это спустилось, или, придерживаясь более земных понятий, скажем — упало на своем летательном аппарате куда-нибудь, ну, там, поблизости какого-нибудь мирового города, где, так сказать, блеск, треск и иммер элеган. Сверкают, предположим, лампионы. Вырываются к небу лучи реклам. Блестит на облаках всем на удивленье какая-нибудь там световая бутылка с шампанским. Пробка у ней нарочно выскакивает. Световые брызги блестят. Внизу гремит музыка.
Поезд грохочет. Визжит там, я извиняюсь, какой-нибудь человечишко, которому отхватило полноги. Сок течет… Автомобиль едет, до отказу наполненный шикарными дамами. Они с хохотом и прибаутками едут куда-нибудь там, ну, я не знаю — в оперу или кабаре, повеселиться. Бравый полисмен оживленно отдает им честь… Где-то мило поют… Где-то раздается выстрел… Где-то плачут, охают и танцуют. Одним словом, грохот, треск и блеск ошеломляют наше приезжее существо, которое тем не менее бесстрашно устремляется вперед, чтоб посмотреть на невиданное дотоле зрелище.
Смешавшись с толпой, наше странное существо идет, предположим, на своих кривых ножках по главной улице. Ротик у него раскрыт, глазенки вращаются туда и сюда, в сердце, если имеется таковое, неясная тревога сменяется сожалением, что сдуру оставлено насиженное место, и вот — не угодно ли, может быть, черт знает, что сейчас произойдет.
И вдруг существо видит: подъезжает к подъезду какой-нибудь там шикарный мотор. Три швейцара стремительно выбегают и с превеликим почтением открывают дверцы. И любопытные, затаив дыхание, смотрят на того, кто сейчас оттуда вылезет. И вдруг из авто, наклонив головку, выпархивает, вообразите себе, этакая куколка, крайне миловидная, красивенькая дама, такая прелестная, как только может представить себе праздничная фантазия мужчины.
В одной ручке у нее крошечный песик, дрожащий черненький фокстерьер, в другой ручке — кулек с фруктами — ну, там персики, ананасы и груши. Она выпрыгивает из авто с крайне беспомощными словами: «Ах, упаду! Этакое, представьте себе, грубое животное, этакая у него морда — нос кривой, одной скулы нету, и из глаза гной течет. Нет, он одет модно и элегантно, но, сразу видать, это ему никак не помогает, а, напротив того, усиливает его крайне безобразный вид.
И вот все ему тем не менее кланяются в три погибели, все на него восторженно смотрят. Шепот восторга и почтения пробегает по рядам. А он, этот хромоногий субъект, видать, состарившийся в злодеяниях, небрежно зевая и не закрывая даже своего едала рукой, идет себе на своей кривой ноге, нехотя поглядывая на прелестную даму, которая суть не кто иная, как его жена.
Кто это такое? У нас педагогов, может быть, с кашей жрут, а это приехадши миллионер. С трудом понимая, что это значит, наше разумное существо узнает, что этот хромоногий субъект, которому оказано столь великое уважение, только тем и замечателен, что он весьма удачно торгует автомобильными шинами, купленными на те деньги, которые оставил ему его папа. Не понимая, что это значит, и не желая ломать свои возвышенные мозги, наше разумное существо, рассердившись, решает тогда покинуть землю, где земных обитателей уважают за столь странные и непонятные свойства.
И вот спешит наше приезжее существо обратно к своему летательному аппарату. И по дороге видит странные сценки. Оно видит шикарных и развязных людей в длинных шубах, подбитых мехом.
И людей жалких, бедно одетых, идущих трухлявой, вороватой походкой. Оно видит ребятенка с протянутой лапкой. И роскошного, нахального младенца с свисающими от жира щеками, которого за ручку ведет мама и поминутно кормит то бисквитами, то каким-то мягким шоколадом. Оно видит картину, наверно привычную и для его потустороннего взора, — оно видит молодую красоточку, поспешно выбежавшую на тротуар и пристающую к мужчинам с надеждой заработать у них на своей миловидности.
И, видя все это, наше существо спешит, чтобы сесть в свой аппарат и лететь куда глаза глядят. И вдруг оно чувствует, как чья-то рука лезет в его карман, которого, вообще-то говоря, у него и нету, а деньги, по обычаю своей планеты, оно, может быть, держит на груди. Прижав лапчонкой это место, чтобы не уперли последнее сбережение, наше существо садится в аппарат и, нажав кнопку, поспешно взлетает к ярким небесам, бормоча на своем тарабарском наречии: — А ну вас, знаете ли, к лешему.
Тоже, представьте себе, — планета. Прощайте, прощайте… До свиданья… Прилетайте почаще. Быть может, в дальнейшем что-нибудь изменится. Привет вашим. Заглядывайте к нам. У нас течение жизни идет по-иному. Да, в самом деле, у нас иная жизнь. Нет, у нас есть деньги. У нас на них многое можно купить, но они иначе распределяются между людьми. И у нас нет уважения к тому, кто почему-либо их больше имеет.
У нас такую личность уважают, главным образом, за другие качества. Значит, новая жизнь, новые отношения и новая страница истории. И вот, стало быть, если это так, — интересно и всем обязательно нужно и полезно посмотреть, что было раньше, раз этого сейчас нету, и что случилось в прошлом, раз больше не хотят, чтоб это происходило в настоящем.
И вот, послюнив палец, мы перелистываем пожелтевшие страницы бесстрастной истории. И тут мы сразу видим, что история знает великое множество удивительных рассказов о деньгах. Однако, прочитав их, мы решительно не можем понять, почему история должна рассказывать об этом беспристрастно. Некоторые историйки, на наш взгляд, весьма прекомичны, и над ними надо смеяться. А есть рассказы, над которыми следует проливать слезы.
Но нет, что вы, мы не собираемся пересказать вам всю историю. Мы расскажем то, что было наиболее смешно, и то, что было наиболее характерным, как нам показалось. Вот, например, извольте прослушать рассказ о силе денег, рассказ о том, как однажды с публичного торга продавался царский трон. Причем не самый, конечно, трон, не мебель, а целое царствование. И каждый желающий богатый субъект, любитель поцарствовать, мог преспокойно стать царем. И мог, так сказать, всем на удивленье, создать свою собственную какую ни на есть худородную династию.
И это случилось не в какой-нибудь там захудалой стране, где, так сказать, ковыль, леса и белки, а ни больше ни меньше, как в самом величественном Риме. Причем это было тем более достойно всякого удивления, что в то время и трон и царская династия необыкновенно почитались и были, так сказать, нечто божественное, освященное привычками и веками. И уж во всяком случае понятие об этом было несколько иное, чем, извиняюсь, в наши дни.
Но тем не менее деньги все же над этим восторжествовали. Бесстрастная история рассказывает, что в Риме в году нашей эры преторианцы [18] , нуждаясь в деньгах, пустили императорский трон с публичного торга. Желающих быть императорами оказалось больше, чем следовало ожидать. Мы представляем себе, как при этом горячились жены претендентов на престол.
И какие были крики, стоны и вопли и, может быть, даже, извините, драки и побоища. Было, конечно, весьма соблазнительно из полного ничтожества стать вдруг императрицей. Однако два человека вскоре обскакали всех. Один богатый человек, городской префект Сульпициан, предложил около восьми миллионов рублей за престол.
Однако другой претендент, сенатор Дидий Юлиан, придурковатый и немолодой субъект, жена которого, по-видимому, нервно стояла рядом, хриплым голосом, унимая сердцебиение рукой, сказал, что он дает каждому солдату ровно по шесть тысяч двести пятьдесят динариев, что составляло в общей сложности тринадцать миллионов рублей. Сумма эта вызвала великий энтузиазм в массах, и сенатор Дидий Юлиан, шатающийся от слабости и волнений, получил заманчивый престол.
Они бы нам и за девять уступили… — Ну уж, матушка, почем я знал. Ты бы меня со свету сжила, ежели бы кто другой перебил. Однако со свету сжила его не супруга. А, кое-как процарствовав шестьдесят шесть дней, этот любитель императорской власти неожиданно закончил свое земное существование, — те же преторианцы его умертвили, заколов кинжалами. Однако доблестные воины, надеясь, вероятно, вовлечь в подобную сделку еще следующего богатого дурака, безжалостно прикололи горе-императора, невинная и многострадальная душа которого поспешно взвилась к небу, горько жалуясь господу богу на величайшее свинство и вопиющую людскую непорядочность.
Свинство же действительно было преогромное — за тринадцать миллионов царствовать всего два месяца и после того отдать богу душу. А впрочем, дурак был отчасти сам виноват — зачем полез в императоры. Но, в общем, трон — это неудивительно. Вот было удивительно, когда церковь стала продавать ордера на отпущение грехов. Это у них уклончиво называлось индульгенциями.
Мы, собственно, не знаем, как возникло это дело. Вероятно, было заседание обедневших церковников, на котором, давясь от здорового смеха, кто-нибудь предложил эту смелую идею. Какой-нибудь там святой докладчик, наверное, в печальных красках обрисовал денежное положение церкви. Кто-нибудь там несмело предложил брать за вход с посещающих церковь.
Какой-нибудь этакий курносый поп сказал своим гнусавым голосом: — За вход брать — это они, факт, ходить не будут.
